О некоторых закупках за границей для царских огородов (по материалам переписки Петра I с разными лицами)

Г.И. Сергеева

По замыслу Петра I новая столица на приневских землях, должна была не уступать по красоте и роскоши европейским столицам и городам, которые он посетил еще во время первого заграничного путешествия в 1697–1698 годах. В Петербурге, выраставшем на болотистых, мало пригодных для выращивания многих растений землях, в условиях холодного северного климата, возникают прекрасные сады, среди которых особенно выделялись царские «огороды». Летние резиденции царя в городе и пригородах, его дома c великолепными садами в других городах (Ревеле, Нарве, Риге) представляли собой уникальное явление. Над их созданием трудились выдающиеся архитекторы и лучшие садовые мастера, приглашенные царем из Англии, Австрии, Голландии, Германии, Дании, Италии, Франции, Швеции и отечественные садовники. Усилиями этих людей в суровом климате Северной столицы в оранжереях и на открытом грунте выращивались растения из Южной Европы, Азии, Африки и Америки.
Петр I унаследовал любовь к садам от своего отца, царя Алексея Михайловича, который проявлял большой интерес к садоводству. Детство Петра прошло в садах Кремля. Разнообразием флоры поражали сады Измайлова. Уже в XVII веке в Москву из Европы были завезены различные сорта растений, их заботливо культивировали в московских садах. Согласно описаниям И. Е. Забелина, в кремлевских и загородных царских садах росли «пионы махровые и семенные, тюльпаны, лилии белые и желтые, нарчица белая, розы алые, орлик, гвоздика душистая и репейчатая, рута, фиалки лазоревые и желтые…» Известны были сады Коломенского. В Приказах Большого двора за 1701 год читаем: «В селе Коломенском 6 садов. В том числе: на дворе великого государя у задних ворот сад красной», в нем росли яблони, груши, сливы, красная смородина, крыжовник. «Позади церкви Казанския Богородицы против государевых хором» был сад с вишневыми и сливовыми деревьями. «Старой большой сад посторонь государева двора …а в нем 1805 яблоней, 36 груш, 7 дерев кедру…1 пихта…2 дерева черемшнику, 30 кустов белых вишень», «на 2-х десятинах без чети десятины красных вишен, 200 кустов смородины красной, на 3-х полуосминниках малины и смородины красной и черной, до 20 гряд малины жь. Сад за церковью Казанския Богородицы… а в нем 912 дерев яблонных, 82 дерева груш и дуль, вишен 13 кустов белых, четверть и пол чети красных, по пути 110 кустов смородины красной и черной, 50 дерев слив, 2 дерева орехов цареграцких, 1 дерево кедру, 1 пихта, 14 гряд малины». В садах Коломенского были прямые аллеи, засаженные пихтами, кедрами, дубами, вязами, липами. Согласно описаниям иностранных дипломатов, ученых, путешественников, посещавших Москву еще во второй половине XVI в., этот «обширный город» «издали кажется еще обширнее» из-за пространных садов при каждом доме. В нем «в самой середине … каждый значительный человек имеет свой сад… принадлежащий к его дому».
В отличие от Москвы и ее окрестностей, с достаточно умеренным, теплым климатом, создание садов в строящемся Петербурге сопровождалось особыми сложностями. Анонимный немецкий автор, оставивший «Краткое описание большого императорского города С.-Петербурга», оставил такие воспоминания о здешнем климате: «…Местность вследствие избытка воды имеет холодную почву и неплодородна… Во всей округе не сыскать даже самого маленького фруктового дерева …В древесине и лесах недостатка нет, отсутствуют лишь дуб и бук, и их приходится доставлять сюда из Казани. …Воздух очень холоден зимой, в продолжение двух [всего двух! — Г. С.] летних месяцев — июня и июля — чрезвычайно теплый; …[зимой]…дни настолько коротки, что солнце появляется едва на 3 часа…».
Серьезную проблему представляло отсутствие посадочного материала, каких-либо питомников, где бы выращивались растения, предназначенные для посадки. А его требовалось много. Т. Б. Дубяго отмечала такую особенность: на плане Петербурга 1705 г. «нынешняя территория [Летнего] сада и прилегающий к ней участок обозначены как палаточный военный лагерь; насаждений почти нет, они сохранились только по краю участка у реки Фонтанки. …Массовые посадки деревьев, производившиеся в Летнем саду в 1714–1718 годах, подтверждают, что здесь было много открытого места, пригодного для новых насаждений». Неслучайно, уже в первые годы после закладки города в Петербург и в строившиеся царские резиденции именно из московских садов Измайлова, Алексеевского и из других мест начинаются поставки деревьев, цветов, семян. Так, «архивные данные говорят о том, что заботы об устройстве Летнего сада начались еще в 1704 году с выписки большого количества цветов из Москвы». 17 мая 1706 г. Петр отдает также распоряжение о «привозе для посадки в [Летнем] саду многолетних деревьев „толстотою кругом дюймов в 12 или 15-ть с корнем и землею“». 28 июля 1706 года Петр писал П. П. Шафирову, «чтоб цветы из Алексеевскаго отпустил в Петербург немедленно, а сам ехал сюда [в Киев, где находился царь — Г. С.] …».
Любопытно, что спустя всего несколько лет после закладки, посаженные в Летнем саду яблоневые и грушевые деревья исчисляются сотнями, как и в московских садах.
В письме от 23 июля 1710 года А. В. Кикин писал М. П. Гагарину в Сенат: «Надобно Его царского величества огороднику Яну Розену в Санкт Питербурх дерев и семян потребных к продолжению строения огорода его царского величества…яблоней и груш елико ево величеству угодно быть имеет, 1000 яблонных черенков и толико ж грушевых к прививанию у лучших дерев, которые ему приискать у Любса, Стелса, Попа [заграничные торговые агенты Петра. — Г. С.], всяких огородных цветниковых семян, сколко где можно получить…» Яблони и груши взяли из Дмитрова и из других мест, «где лутчие сады есть…», «…цветочные семена были взяты из аптеки, а садовые деревья из садов дворцовых и купецких…». Выкопать растения нужно было «в надобное время… чтоб они могли сюда поспеть к сентябрю месяцу…».
Растения везут не только из Москвы. 21 июля 1706 года в письме к Ф. М. Скляеву Петр писал, что «послано отсюда [из Киева. — Г. С.] белых лилий коренья, которые чтоб огородник бережно управил, также маиеран, который в Нарве, что б с землею выняв бережно привезти в Петербург; так же вели сделать несколко роспусков на пушечных колесах, что б на оных возможно возить липины, которыя толстотою кругом дюймов в 12 или в 15, с кореньем из землею 6 да отпиши будары и пристань у Дубоваго лесу, готова ль, также сколко на Лизете дубу привезли».
В отличие от старинных московских садов, сады Петербурга устраивались на модный в то время французский лад. В планировке регулярных садов продольные и поперечные аллеи пересекаются под прямым углом и делят территорию на отдельные участки — боскеты. Растительность подстригали, ей придавали четкие геометрические контуры. Деревья, посаженные стройными прямыми рядами, превращались в зеленые кубы, шары или пирамиды. Иногда они совершенно теряли свой естественный облик, образуя высокие зеленые стены, в которых прорезались двери и окна. По мере развития садов, их композиция усложнялась: шпалеры, «огибные дороги», цветники причудливых узоров, обрамленные дорогостоящим привозным самшитом или менее дорогими отечественными можжевельником или брусникой. Различные водоемы, фонтаны, декоративные беседки, водные затеи, скульптура, гроты, лабиринты — вот далеко не полный перечень того, чем были наполнены регулярные сады XVIII века.
Образцом для создания такого сада служили сады Голландии, Англии, Италии. Безусловным ориентиром для всей просвещенной Европы конца XVII — начала XVIII века был дворцово-парковый ансамбль французского короля Людовика XIV — художественный шедевр, классический образец регулярного сада, эталон монаршей резиденции. Интерес к нему Петр проявлял в самом начале строительства своего «парадиза». 13 июня 1706 года в письме П. П. Шафирову он просил прислать ему из Москвы книги по строительству садов и устройству фонтанов. «Как сие писмо получишь, то немедленно приискав в мастерское палате книги, одну образцовую Фонтанном оставлена …другу о огороде, или о саду, что в Версалии у Короля Французскаго, и пришли в Смоленск немедленно». Есть основания предполагать, что книги о садах Версаля Петру привез из Франции Андрей Матвеев сын боярина Артамона Сергеевича Матвеева. Находясь в Париже в 1705–1706 годах, он внимательно осмотрел и описал Версаль. Увиденное произвело на него такое сильное впечатление, что осенью 1705 года он писал Петру: «О уборе двора французского… и о изрядстве Версалии и о доме королевском какими безчисленных миллионов коштами он зделан, достойно описать вам не могу».
Еще в московский период жизни, в Немецкой слободе царь познакомился с садами, устроенными на европейский манер, был хорошо осведомлен об их устройстве и декоративном убранстве. «Немецкая слобода имела свою традицию садоводства и разведения новых видов цветов. „Большая часть иностранцев имеет позади домов своих обыкновенно сад, в котором они старательно разводят множество разного рода плодовитых деревьев и цветов, выписываемых из наших стран, — отмечал голландский путешественник Корнелий де Бруин, посетивший Москву в 1702 году…“». Он написал о большом голландском саде князя Д. Г. Черкасского, где работал приглашенный из Голландии садовник. Был известен великолепный сад в усадьбе Ф. А. Головина, с павильонами, пирамидами, берсо и деревьями, высаженными аккуратными рядами, изображенный на известной гравюре А. Шхонебека (1705). Посещал царь и красивый скромный сад католической миссии при храме Пресвятой Троицы в Немецкой слободе. Сад пересекала увитая зеленью галерея-берсо, в его центре был построен летний павильон, рядом с которым находились две площадки с характерными того времени «затеями» — пирамидами и шарами-глобусами.
Хотя из Москвы привозили большое количество растений, этого было явно недостаточно для масштабных работ, развернувшихся в Петербурге. В силу дороговизны привозных растений для массовых посадок использовали местные березы, липы, ели. Последние Петр особенно любил, и в Летнем саду находилась целая еловая роща. Возле самого дворца располагалась дубовая роща. В последние годы жизни он особенно увлекся каштанами, высаживая их в большом количестве в своих садах. Для создания замысловатого декора регулярного сада в императорских резиденциях использовали покупной заграничный материал. К тому же для новых садов требовался совершенно иной посадочный материал: шпалерные и штамбовые деревья, букс для партеров, тис для фигурной стрижки деревьев. Их, как правило, выращивали в питомниках, которых в стране не было. Узнав, что для устройства стриженых боскетов обычно применяется граб, Петр еще в 1709 году просил прислать большую партию этих деревьев из Киева. Чтобы удовлетворить потребность в растениях и семенах, их стали привозить из-за границы. Уже в одном из самых ранних описаний Петербурга, относящихся к началу 1710 года, анонимный автор уделил большое внимание описанию Летнего сада. К тому времени наряду с птичником, зверинцем, «фонтанным снарядом», гротом и другими затеями там находилась «круглая оранжерея», в которой было выставлено несколько померанцевых, лимонных, лавровых деревьев, а также гвоздичных кустов.
По мере того как разворачивались работы по возведению и оформлению резиденций, расширялись поставки деревьев из-за границы. Люди, находившиеся в Европе по дипломатическим делам, агенты, занимавшиеся покупкой разных вещей, купцы, перевозившие грузы из Европы в Россию — все они так или иначе были задействованы в этом деле. Петр лично вникал в тонкости ботаники и давал соответствующие распоряжения по приобретению растений: деревья, выращенные из каких семян — диких или культивированных, — следует покупать, каким должен быть ствол в диаметре, в какое время года и из какого грунта их необходимо вынимать, как организовать их доставку, чтобы они не погибли в пути и чтобы успеть к началу сезонных работ в садах Петербурга и др. 25 апреля 1712 года, находясь в Выборге, он писал князю Б. И. Куракину, отправившемуся в Голландии с дипломатической целью: «Господин подполковник. Понеже в Галандии, около Гарлема, есть липовыя деревья от семян (а не из диких) в песочных местах, которыя продают и отвозят в Стокхолм и прочия нордския места, и о таких потрудитесь, дабы достать тысячи две, толщиною в шесть дюймов вкруг, или в три дюйма в диаметре, и чтоб от корени отсечены были вверх десять футов. И посадя их с коренем на корабль в песок, который для балласта кладется, и прислать в Питербурх тою — ж осенью; а лутче сам осведомься, когда лутче…».
Осенью следующего года Б. И. Куракину было направлено следует распоряжение о покупке лип для устройства «огибных дорог»: » [1 ноября 1713 года] …Дерев липовых таких-же, каких посылал в прошлом году [т.е. в 1712 году уже пришла партия. — Г. С.], ныне купи три тысячи; да липин же необсеченные верхи, чем в огородах огибают беседки и покрытыя галереи, тысячу дерев и выслать их все в последних числах апреля; также и семян липовых дерев сюда пришлите…«.
Для доставки растений задействовали корабли морского флота. Об этом свидетельствуют письма Петра I к Науму Акимовичу Сенявину. С 1708 года он командовал кораблями Балтийского флота. В письмах ему Петр указывал, в какое время года должны быть вынуты из земли «деревья и коренья», что покупать их надо по соответствующей росписи, направленной ему, а свои действия по организации их транспортировки координировать с заграничным торговым агентом Петра Брантом, который предоставлял в аренду суда для перевозки деревьев.

«Господин Капитан! Писали мы в Амстердам к господину Бранту, чтоб он против посланной к нему росписи купил там липовых и протчих огородных деревьев и кореньев; и ежели сие Наше письмо застанет вас в Амстердаме, то ты будь там до весны, и кой час земля распустится, что мочно будет из земли вынимать деревья и коренья, тогда против росписи у господина Бранта забрав также и буер привези сюды с собою, для чего и к вам таковуж роспись при сем высылаем, () [ в тексте. — Г.С.]… ПЕТР.
Из С.-Петербурга в 21 день Октября 1715 г.».

Любопытны две пометки на этом архивном документе. Первая: «…господину Капитану Российскаго Флота Науму Синявину в Англии или где обретается». Письмо с поручением должно к нему попасть, где бы ни он не находился. И вторая приписка: «Письмо нужное».
В следующем письме Петр вновь озабочен вопросом, чтобы А. Н. Сенявин забрал у Бранта уже купленные, но по новой, высланной к нему, росписи деревья. Из письма узнаем также, что они предназначались в «Петергофский огород»:

«Господин Капитан! …по писму нашему посланному к вам Октября от 21 дня [о котором ты отозвался, что уже получил] старайтесь от господина Бранта забрать огородные деревья и коренья: також ныне писали Мы к нему Бранту и послали новую роспись о покупке деревьев же и кореньев [в Питергофский огород], чтоб он также купил и в удобное время с вами отправил …вы от него Бранта все примите на свой корабль [*]…
ПЕТР.
Из С.-Петербурга в 2 день Генваря 1716 г.».

Аренда иностранного торгового судна стоила дорого. Отправлявшиеся в Европу русские корабли выполняли сразу несколько задач, забирая по пути следования грузы из разных стран. Приведенная далее переписка относится ко времени, когда продолжалась Северная война. В этих условиях ситуация на море была неспокойна, и судам грозили опасности. Вот почему такие корабли шли в сопровождении конвоя. Вопрос о безопасности доставки растений есть почти в каждом из известных автору писем царя по этому поводу. 30 апреля 1716 г. Петр писал Н.А.Сенявину:

«Господин Капитан!
Когда придешь с кораблем своим в Копенгаген, тогда ты останься там, а корабль свой с деревьями и протчими вещьми отпусти за Аглинским и Голландским канвоем прямо до Петербурга с небольшим числом матрозов и солдат, только чтоб было кому парусами управлять [ибо за канвоем опасаться некого, и много людей не надобно]…
ПЕТР».

Особенно активно царь вел переписку с разными лицами о доставке растений в 1717 году. Как известно, значительную часть этого и предыдущего годов он провел во втором заграничном путешествии: в немецких землях, в Голландии, во Франции. Остается только восхищаться и недоумевать, как у него хватало времени и сил заниматься не только важными государственными делами: решением военных, дипломатических вопросов, взаимоотношениями с иностранными дворами, колоссальными реформами, проводимыми в стране, и т.д., но и уделять столько внимания вопросам разведения садов. Напрашивается один вывод: для него это было дело государственной важности, не менее важное и значимое, чем перечисленные выше деяния. Как и во многих других случаях, царь лично контролировал закупки деревьев, «кореньев», семян, огородного инвентаря. Нередко сам определяет способ их доставки в город, сопровождающих лиц, составляет маршрут и путь их следования, дает указания по правильной транспортировке. 3 января 1717 года он пишет из Амстердама в Париж К.Н. Зотову: «…Также приищи лавровых дерев, которыя в горшки ставят, чтоб от земли до кронов не были выше стебли, как два фута». Месяц спустя в письме своему заграничному агенту Савве Рагузинскому к поручению об отправке корабля из Тулона с «некоторыми покупными вещми» он добавляет «цидульку»: «Промыслите лявровых дерев сто или болше ниских чтоб от земли [в которой сидеть будут] до крона два фута высоты или с четвертью два было — кроны б были густыя и не шире трех [или с малым чем] фетов [футов. — Г.С.] и чтоб все были ровны для того что будутъ сидеть в горшках и буде успеешь то оныя пришли на том же карабле в Питербурх». 3 марта 1717 года в письме А. Д. Меншикову он дает указания по уходу за уже привезенными деревьями, о разведении от них новых и о том, как поощрять жителей города к разведению садов. Уже на следующий день он обратился к тому же А.Д. Меншикову, но по поводу доставки в Петербург деревьев из Шлезии:

«Мeiн фринт [здесь и далее подчеркнуто в тексте. — Г. С.]. Писал к нам изо Гданска Павел Готовцов, что он для отвозу в Питербурх покупных дерев, которые куплены в Шлезии нанял во Гданску одно судно, которое называетца Пасианс, на котором будет шипор, именем Мартын…». Далее следуют указания, как с ним расплачиваться, «когда он с теми деревьями прибудет» в Петербург. В том же месяце из Европы отправилась еще одна партия деревьев, в том числе оранжерейные. В письме генерал-адмиралу графу Ф. М. Апраксину Петр дал распоряжения о необходимости принять меры, для безопасной доставки, поскольку груз стоит дорого: «Понеже в скором времени отправятся отсель из Голландии, на торговых кораблях, покупныя Наши также и Адмиралтейския всякия вещи, также из Любека оранжерейныя и прочия хорошия покупныя деревья, в чем есть не малая сумма денег. И как для предостережения тех кораблей от неприятельских кораблей, также и для обучения наших матрозов, извольте приказать между Дагер-орта и финскаго берега, ходить нашим крейсерам с переменою кораблей по шести и по семи…
Петр
Марта 12. 1717 года.
Из Амстердама».

Одновременно в Дании также приготовлены деревья, которые временно хранились у садовника, пока не появится оказия отправить их в Россию. Об этом Петр пишет из Гааги уже в Копенгаген послу князю В. Л. Долгорукову:

«…Огородныя деревья, о которых вы писали прежде, что садовник долее держать не хочет, и на то онаго способу не находим, но токмо смотреть такой оказии, дабы из оных которыя не пропали отправить в Ревель или в Петербург. А ежели оказии прежде ни какой не будет, то хотя с Бредалем, когда он поворотится назад, те деревья отправь.
Петр
Марта 19. 1717 года».

Петр лично составил детальный маршрут движения судов с растениями таким образом, чтобы, по возможности, без задержек доставить их в Россию, дал распоряжения, кто персонально отвечает за прием и отправление судов по их прибытии в один пункт и отправлении далее по пути следования, кто должен сопровождать грузы и т.д. Это отчетливо видно из его переписки. 9 апреля 1717 года он писал А. Д. Меншикову:

«Meiн фринт. Писали мы къ Гамбурскому купцу Говерсу чтоб он покупныя наши огородныя деревья розных сортов [которыя привезутца из Голландии к Гамбурху] отправил каналом к Любеку а от Любека чтоб они старались обще с Любским купцом Либздорфом отправить те деревья в Питербурх на наемных караблях и что за наем тех судов по договору надлежит заплатить шипорам наперед и то бы число заплатили они своих денег а досталныя заплатятца тем шипорам в Питербурхе денгами или таварами чем они похотят а сколко они Говерс и Либздорф издержат своих денег и сколко шипорам надлежит в Питербурхе доплатить и о том они Говерс и Либздорф пришлют к вам щет по которому их удоволствуйте и велите те деревья принять у шипоров по росписи немедленно и посажать…».

В тот же день он написал к «Генералу маеору князю Голицыну» о буковых деревьях, которые отправлены из Голландии через Любек в Россию для сада Екатерины I. Из этого письма становится ясно, что среди деревьев, о которых шла речь в письме Меншикову, были буковые, предназначенные для сада жены. Также в нем были даны распоряжения, как их везти и как за них расплачиваться (дать задаток шкиперам, без него они не соглашаются везти груз). Сказано также, что за судами с деревьями пойдет конвой. Тогда же было отправлено письмо и самому Говерсу: «…Получили мы ведомость из Амстердама от Христофора Бранта что он огородные деревья о которых мы прежде к тебе писали уже отправил и для того паки вам напоминаем дабы старались оныя как наискоряя отправить от Элбы каналом до Любека что же пишите что в Любек шипоры [шкиперы. — Г. С.] без камвоеров вести опасаютца и о том снеситесь з генералом маеором княземъ Голицыным ибо он о камвое их указ имеет…». Далее были даны указания, как надо рассчитываться с купцами: «…и о том посылаем при сем кредитное писмо в Питербурх к генералу фелтмаршалу и губернатору князю Меншикову при котором приложите за своею рукою щет что шипорам заплачено будет денег от вас и что им в Питербурхе надлежит заплатить таварами или денгами…» О данных купцам указах Петр информировал Меншикова:

«Мein фринт. Писали мы к Гамбурхскому купцу Говерсу, чтоб он покупныя наши огородныя деревья розных сортов (которыя приветутца из Голландии к Гамбурху) отправил каналом к Любеку, а от Любека чтоб они старались обще с Любским купцом Либздорфом отправить те деревья в Питербурх на наемных кораблях и что за наем тех судов по договору надлежит заплатить шипорам наперед, и то бы число заплатили они своих денег, а досталныя заплатятца тем шипорам в Питербурхе денгами или таварами, чем они похотят, а сколко они Говерс и Либздорф издержат своих денег и сколко шипорам надлежит в Питербурхе доплатить, и о том они Говерс и Либздорф пришлют к вам щет, по которому их удоволствуй и велите те деревья принять у шипоров по росписке немедленно и посажать.
Петр.
Из Дункеркена,
Апреля в 13 д. 1717».

Приведенные письма ярко демонстрируют стремления Петра максимально слаженно и четко организовать дело перевозки растений. Нередко на местах, куда грузы прибывали, дела обстояли иначе.
Давая распоряжения о привозе новых партий деревьев, Петр помнил и о тех, что дожидались оказии в Копенгагене. К сожалению, часть из них погибла или была вынужденно посажена там в землю. 19 апреля 1717 года он писал об этом из Кале агенту Бранту. В письме Петр выразил надежду, что торговые корабли на «Остзее» пойдут с английским и голландским конвоем в Ревель, Ригу и Петербург порожними или с малым грузом, и указал постараться поговорить с каким-либо шкипером, у которого места будет достаточно, чтобы он взял из Копенгагена у посла князя Долгорукова «несколко огородных деревьев [ис тех которыя прошлогоцкой вашей присылки немногия там остались [кроме лип и эпенгоут которых большая часть пропала] и за поздым времянем там посажены и отвесть их в Санктпитербурх или Ревель и как такова шипора приговоритъ и о том заранее в Копенгаген к помянутому послу к. Д. [князю Долгорукову. — Г. С.] пиши от себя дабы он о том ведал». Вероятнее всего Бранту не удалось вывезти эти деревья. Мы не располагаем точными сведениями об этом. Только месяцем позже Петр снова писал об их отправке уже князю Долгорукову в Копенгаген, где просит его организовать вывоз деревьев через другого купца, Говерса. Но и возможность отправить их с Брантом тоже не была исключена.

[Говерсу надо отдать смолу и мачтовые деревья] «в зачет тех денег, которые ему надлежат от нас заплатить за провоз тех огородных дерев, которые он ныне от Любика отпускает и о числе той смолы и дерев дай ему знать дабы он знал сколко прислать под оное к Копенгагину караблей, что же пишите о деревьях что не сыщите случая как их послать, и ныне писали мы в Амстердам к Бранту чтоб он нанял какого нибудь шипора с судном [из таких, которые пойдут в наши пристани на Остзей] которой бы зашел к вам в Копенгаген и те деревья взяв у вас отвез в Петербурх, или в Ревель и о том с ним Брантом заранея снесись.
Петр
Париж в 4 д. Маия 1717».

Партия деревьев из Любека в итоге была благополучно доставлена в Петербург, о чем Петр сообщил Бранту 11 мая 1717 года: «За отправление дерев и за протчие ваши труды вам благодарствуем». Вероятно, следующую партию растений из Любека или доставленные туда деревья из Копенгагена поручили привезти в Петербург уже именно Говерсу, о чем Петр писал спустя два дня Меншикову: «…Которую смолу по указу нашему, посланному к господину адмиралу, купил в Выборхе и Кореле гамбурской купец Говерс чрез своих кореспондентов, и оную ему для грузу без задержания на те корабли отдайте, которые он отпустит от Любика з деревьем…».
Поздравляя Петра I с днем его рождения 30 мая 1717 года, Ф. М. Апраксин докладывал ему из Гааги: «Вчера прибыл сюда на шняве Наталии Кап. Пор. Шхелин и при нем мастеровые люди Французы и пять судов с садовыми деревьями, которые пошли все в С.Петербурх…». Неясно, откуда именно везли растения, но впечатляет количество отправленных в новую столицу садовых деревьев — пять судов. Она красноречиво говорит о масштабах проводимых там работ. Об этом же свидетельствуют данные из письма А. Д. Меншикова Петру еще в начале мая 1716 г. «…В Стрельниной мызе, ровняют землю под огород, принято лесу в тое мызу:
Клену 12.236 дерев.
Липы 108.260 дерев.
В Петергофе, у грота землю всю выняли и кладут кирпичем. Против грота гаван копать начали… Сад, по обрису огородник делает… В большом саду посажено: клену, липы, ильмы, вязу 18. 968 дерев; да ради упалых посажено: 6.480 дерев…» О работах в царских домах наблюдавший за ними Меншиков регулярно докладывал царю, и Петр был в курсе всего происходящего на объектах строительства в деталях. Не успели весной 1717 года суда с деревьями прибыть в Петербург, как он писал Меншикову:

«1717 г., июня 28.
Meiнъ фринтъ.
…. Пишете к Макарову, что в Стрелной мызе внизу исправляют работу, а деревье на горе посажены, из чего разумею, что еще внизу деревья не посажены, что зела изрядно, ибо хотя я и писал из Голландии, чтоб по праэкту Леблонову огород сажат, но как видел во Франции, то надлежит переправки быть, а что обрезавают у Питергов©кого канала землю по краям и о том я именно писал, чтоб того до меня не делали, ибо много дерев вынетца…».
Как уже было замечено, во время перевоза и ненадлежащего хранения деревья нередко погибали. Также это происходило, если они были уже высажены. Случалось это, в том числе, и от недостаточно профессиональных действий садовников. В марте 1717 года А. Д. Меншиков в своем письме Петру I сравнил результаты работы по посадке и выхаживанию привезенных из Европы «заморских деревьев» в Летнем саду двух садовников — Яна Роозена и Якоба Шульца. И отмечает, что Якоб Шульц в этом деле искуснее. На это Петр отвечал:

«Мейн фринт
Писал к нам из Данциха Готовцов, что вскоре оттоль отправит он в Питербурх корабль с огородными деревьями разных сортов, которые купил он в Шлезии. Как тот корабль, с помянутыми деревьями, в Питербурх придет, тогда те деревья велите с него принять и посадить в питербурхском моем огороде треть или шештую половину, а достальные все велите посадить в другом огороде жены моей. И понеже как мы слышали, что которыя деревья изо Гданска прошлого году в Питербурх привезены и отданы нашему садовнику Яну и ис таких бутто многия пропали, а которые сажал гданский садовник и те все целы. И, ежели то правда, то выше помянутые деревья, которые изо Гданска пришлюца, велите посадить и ведать их гданскому садовнику.
Петр
Из Амстердама марта в 15 день 1717».

О погибших деревьях писала Петру 5 июля 1719 года и Екатерина. Рассказывая о благополучной доставке из Европы в Петербург разных грузов, она сообщала: «…Прочее же все сюда в целости привезено, токмо из деревья есть малое число упадку…». И далее: «…Здесь у нас толко и плезиру, что огород. Дай Бог оного плезиру и вам застать при всяком желаемом благополучии!» В этом же письме она в шутливой манере рассказала и несчастном случае, который произошел с одним садовником в Летнем саду. «Который француз делал новые цветники, шел он бедненкой ночью через канал, сшолся с ним напротив Ивашка Хмельницкой, и каким-то побытком с того мосту столкнув, послал на тот свет делать цветников». Как видим, гибли не только растения, но и люди. Погибшие деревья, о которых писала Петру Екатерина 5-го июля 1719 года, это, возможно, те, что привез присланный из Любека для работ в Стрельне садовник Питер Шеффлер. Деревья и садовые вещи он покупал в Гамбурге. Документы об этом относятся к тем же датам, что и письмо Екатерины о прибытии и «упадке» деревьев, — 4–5 июля 1719 года. Привезенные растения необходимо было разместить в разных садах — в Летнем, Стрельне, Петергофе, других. В пути много растений погибло. По словам петергофского садовника, из переданных ему Шеффлером 70 деревьев в ящиках, оказалось «18 дерев хороших, да 52 деревья плохих». Сам же Шеффлер писал, что «…водою на море попортило болших и малых всяких семян 60 фунтов, 50 дерев, цветочного коренья: тулпанных 2500, нарцыс 1500, линейных 300, гвоздичных кустов 100…» Представляет интерес «скаска» Шеффлера о привезенных им и посаженных в садах деревьях:

«…А всех дерев из Гамбурха привез он Шефлер таксису — 200, лип — 4000, илему — 200.Оные деревья употреблены:
В Стрелиной посажено таксису 70 дерев
В Санкт-Питербурх отпущено в сады:
В Летний Его Императорского величества 31 дерев
Всемилостивейшей Государыне Императрице 16 дерев
Липы и илму в Стрелиной 2900
В Санкт-Питербурх отпущено в сад Государыни Императрицы 1300 дерев…».

Безусловно, покупками растений царь занимался как «попутным» делом. Официально закупкой растений для царских садов и их посадкой ведала созданная в 1710 году Садовая контора. В обязанности главного садового мастера любого императорского сада входила ежегодная подача заявки на закупку за границей растений и семян или самостоятельно выписывание их через своих «корешпондентов». Так, 6 декабря 1721 года Леонард Ван Гарнифелт, главный садовый мастер Петергофа, подал ведомость о необходимости закупки в Голландии «каштановых дерев от 6 до 9 дюймов в диаметре 1000. Сии надлежит в Дубки. Лип той же препорции 2000. Из сего числа надлежит разделить в Дубки 1000, да в Питергоф 1000. Да против росписи при сем приложенной под литерою А садовника Леонарда [Леонард ван Гарнифелт. — Г. С.], надлежит искупить цветовых семян и отправить на почте в Питербурх к обер камисару Синявину в феврале месяце». 13 декабря 1724 года в Петербург прибыли растения, выписанные из Данцига и закупленные у голландских купцов Боршта и Будышке, по его же, Леонарда ван Гарнифелта требованию. «…Апреля 17 дня с прибывшего корабля, имянуемого „Конинг Фонэнгелакт“ у корабелщика Текс Янсена [получено] бужбому 1002 пучка, 10 кустов розену, 38 — барбарису в рогожах». Вероятно, главный садовый мастер был специалистом по самшиту («бужбому»), поскольку его чаще других садовых мастеров направляли на прием этого растения, закупленного в Европе. Отметим, что бóльшая часть «бужбома» всегда направлялась в Петергофский сад. Покупала семена за границей и Екатерина Алексеевна. 28 февраля 1716 года из кабинетных денег было «заплачено кухмистру Юрью Потону за семена, которые он купил [в Гданьске. — Г. С.] по приказу ее величества, 15 ефимков, три тинфа и один шестак». В письме не говорится, какие именно семена она приказала купить, но из документов известно, что мяту в «огородах» она сажала сама. 19 июня 1719 года Петр писал своей жене:

«…Огород новой [в Ревеле. — Г. С.] зело изрядной, и деревья с морской стороны или от норда зело хороши посажены, а с сюдной почитай все переменять; а шпалер ни единова дерева не посажено, в чем Неронов солгал. Теперь равняют двор, что за палаты будет; а в агароде земленая работа вся отделана. Правда сказать, что диковинка будет, как отделаетца!.. Посылаю при сем цветок да мяты той, что ты сама садила. Слава Богу, все весело здесь; толко когда на загородный двор приедешь, та (о) очень скушно…
Петр
С корабля Ингермонландии, в 19 д. в 7 часу поутру, от Ревеля».

На архивном документе есть отметка: «При письме приложены засохший цветок, мята». Екатерина писала в ответ: «…Такожь изволите упоминать о тамошнем огороде, что в нем весело, толко без меня скушно; и у нас гулянья есть доволно: огород раскинулся изрядно и лутче прошлогодного; дорога, что от полат, кленом и дубом едва не вся закрылась, и когда ни выду, часто сожалею, что не вместе с вами гуляю.
Благодарствую, друг мой, за презент. Мне это не дорого, что сама садила; то мне приятно, что ис твоих ручек …
…Посылаю к вашей милости здешняго огорода фруктов с сим посланным; дай, Боже, во здоровье кушать! А оной об огороде и прочих всех строениях вашей милости донесет…».

И ранее, как только деревья разрастались и начинали плодоносить, она посылала ему фрукты, в том числе от экзотических растений. «…Просим вашу милость, дабы изволили сюда приезжать, ибо огород наш [в письме речь идет о Летнем саде. — Г. С.] здесь зелененек стал», — писала она Петру летом 1714 года. В июле того же года в другом письме: «Посылаю к вашей милости помаранцов и других овощей и венгерского вина з денщиком Толкачовым, и желаю-дай, Боже! Вам оное употреблять на здравие». В последующие годы она регулярно посылает ему разные припасы, и среди них ягоды, фрукты и овощи из садов. «Доношу вашей милости, — писала она 30 июля 1719 года, — что в прошлой понеделник, то есть 27 дня, отправила я к вашей милости Татищева с клубникою и с прочими фрукты на островской лотке; а на другой день поехала и сама на Котлин остров… А вчерашняго числа прибыл сюда обрата корабль, на котором шхипор Исай Коних; с ним прислано ко мне два попугая, восм кинареек, мартышечка такая-ж маленкая, что у нас старая, и некоторыя разныя деревья, також цытронов и помаранцов. Ныне помянутому Татищеву сыскав другую лотку [первая лодка разбилась, и он едва не утонул. — Г. С.], паки отправила, и из оного, присланного ко мне, послала к вашей милости несколко цытронов и помаранцев и боченок сельдей. …О себе доношу, что сей день отъежаю в Питергоф… По всей вероятности, она посылает фрукты либо из городского, либо из петергофского сада на лодке, которая ходит между городом/Петергофом и о. Котлин.
Шли годы. Царские огороды становились все прекраснее. В оранжереях городской резиденции в Летнем саду росли и плодоносили многочисленные растения, привезенные из дальних стран с жарким, тропическим климатом: всевозможные сорта цитрусовых культур, фиговые и миртовые деревья, пальмы и другие редкости. Садовники регулярно подносили царю фрукты из сада. 15 сентября 1714 года «господин вице-адмирал пожаловал…садовнику Ивану Яковлеву за поднос арбузов, дынь, винных ягод 15 червонных». 29 июня 1715 года «по приказу господина вице-адмирала» было «садовнику Ивану Яковлеву за поднос фруктов три червонных».
В конце XVII века разведение экзотических деревьев и растений было любимым занятием европейцев. И. А. Соколова приводит высказывание голландского автора И. Комелина по этому поводу в его книге «Нидерландские Геспериды». Автор пишет, что апельсиновые деревья напоминали о подвиге Геркулеса, принесшего золотые яблоки из сада Гесперид. И всякий, кто вопреки северному климату пытается сам вырастить экзотические деревья, уже сам Геркулес. Сказанное в полной мере можно отнести к деяниям Петра, сопоставимым с подвигами этого героя.
К лету 1723 года царские сады разрослись и распустились. Так, ревельский «…огород, которой 2 года как посажен, так разросся, что веры нельзя нять; ибо одинакия деревья большия…. уже в некоторых местах срослись ветв(ь)ми через дороги… каштаны также все изрядно кроны имеют… <…> При сем посылаю к вам клубники, которая еще до приезду нашего на грядах поспела, также и вишни; зело удивляюсь, что так рана здесь поспевает, а один градус с Питербурхом, и для сей куриозы посылаю к вам оных фруктов. Дай Бог пробовать оные на здоровье; а клубнику налил спиртом только для виду вам…».
Результаты затраченных усилий были впечатляющими. Возведенные в городе Летний сад, Екатерингоф, резиденции Петергофа, Стрельны, Ревеля, Нарвы, Риги восхищали всех, кто, их посещал. 26 июня 1724 года Петр вернулся из очередной поездки, и вместе с ним знаменитый ученый и врач Н. Бидлоу посетил Летний сад. Об этом визите Петр так написал Екатерине:

«Катеринушка, друг мой сердешнинкой, здравствуй!
Объявляю вам, что я вчерась с помошию божиею сюды прибыл благополучно. Большую хозяйку и внучат нашел в добром здоровье, также и все — как дитя в красоте растущее, и в огороде повеселились; только в полаты как войдешь, так бежать хочетца — все пусто без тебя: адана медведица ходит, да Филипповна, и ежелиб не празники зашли, уехал бы в Кронштат и Питергоф. Дохтор Биллоу, когда въехали в Питербурх и в огород вошли, как святой Иоанн в Патме был в восторге. За сим дай Бог вас в радости здесь видеть вскоре.
Петр
Из Санкт-Питербурха, в 26 д. июня 1724».

Впечатления знаменитого Н. Бидлоу от увиденного в Летнем саду великий Петр сравнил с видением о конечных судьбах мира, которое было Иоанну Богослову на о. Патмос, куда, по легенде, он его сослали. Сам же остров с некоторых пор стал символом откровения.
Приведенная переписка Петра I с разными лицами красноречиво повествует о внедрении моды на европейские сады, личном участии царя в этом процессе и о колоссальных масштабах проводимых работ по обустройству его резиденций. Оценить по достоинству достигнутые результаты могли не только современники, но которые впечатляют не одно столетие потомков. Сохранившиеся до наших дней, пусть и не в первозданном виде, «царские огороды» остаются выдающимися памятниками мирового культурного наследия.

Сергеева Г.И. О некоторых закупках за границей для царских огородов (по материалам переписки Петра I с разными лицами)// От «царского огорода» к музею-заповеднику: Сборник статей по материалам научно-практической конференции ГМЗ «Петергоф». СПб., 2018. — С. 78-90.